24 декабря 2003 года отошел ко Господу один из старейших священнослужителей Западно-Европейской епархии, бывший настоятель Воскресенского прихода в г. Медоне, под Парижем, протоиерей Михаил Арцимович. В конце 2001 года редакция журнала «Русский пастырь» задала о. Михаилу ряд вопросов. Отец Михаил всю жизнь был верен Русской Православной Церкви заграницей и неоднократно прислуживал многим архиереям, в том числе и святителю Иоанну, Шанхайскому и Сан-Францисскому Чудотворцу. Предлагаем нашим читателям выдержки из некоторых ответов о. Михаила.

Отец Михаил, расскажите немного о себе.

- Я родился в 1922 году в Берлине. Когда мне исполнилось четыре года наша семья переехала в Париж. Первоначальное образование я получил дома - к нам на дом приходили разные учителя, а затем я поступил в четвертый класс Русской гимназии в Париже. Гимназию я закончил в 1940 году, но, к сожалению, из-за войны у меня не было возможности получить высшее образование, поскольку мне пришлось поступить на работу.

Мой дед был губернатором во многих губерниях России, был сенатором и шталмейстером Высочайшего Двора. Мой отец окончил Пажеский Корпус в 1917 году, а стал военным лишь из-за войны - он вышел в Л.Г. Уланский Его Величества Полк. Ко времени революции мой отец оказался в Киева и оттуда он эвакуировался с немцами в Берлин для дальнейшего препровождения в Белую Армию на Юг России. Но немцы дальше Берлина русских не пустили и поэтому мой отец нашел работу в Русском Красном Кресте, а потом работал таксистом.
Познакомился мой отец со своей будущей женой в Берлине. Она была вдовой с тремя детьми возрастом от 10 до 15 лет. Ее муж был расстрелян большевиками в Киеве в 1919 году и она была вывезена немцами в Германию. В Берлине мои родители повенчались и я был единственным ребенком от этого брака.

Впоследствии мой отец стал старостой русского храма, а мои единоутробные братья прислуживали епископу Берлинскому Тихону. Наша семья была церковной и глубоко принципиальной. В отношении митрополита Евлогия наша семья заняла позицию Блаженнейшего митрополита Антония, за что нас называли «ярыми антониевцами». После нашего переезда во Францию, мы продолжали занимать позицию соборной Церкви (последователей митрополитов Антония и Анастасия). Мы всю свою жизнь знали и оставались верны только Русской Православной Церкви заграницей.

Когда вы начали сознательно относиться к церковной, к духовной жизни?

- Я выше уже упоминал, что мои старшие братья иподиаконствовали в храме. После моей первой исповеди в возрасте семи лет, я также стал прислуживать. Тогда было принято, что до семи лет еще нельзя было прислуживать. Я постепенно проходил все «стадии» прислуживания - сперва разжигал кадило, затем выносил свечу, долго я был жезлоносцем, затем рипидчиком, опять долго книгодержцем и наконец начал иподиаконствовать. Мое прислуживание фактически продолжалось до моего священства, т.е. 52 года. Я не был «святошей» - прислуживание было нормальной частью моей жизни. Оно не мешало моим другим занятиям: работе с молодежью (в Национальной организации Витязей), гражданской службе, политическим интересам, участию в театре и личной и общественной жизни. Все это совмещалось в моей голове, в моей жизни и не приносило вред моей духовной жизни. Я всегда любил общаться с людьми, их слушать, от них учиться и набирать опыта. По милости Божией я встречался и с выдающимися иерархами, богословами и они мне очень многое дали. Слава Богу, что я смог сохранить с своей памяти и в своем сердце их слова, наставления, их дух. Все это складывалось как бы под спудом, чтобы затем всплыть на поверхность в моем пастырском служении.

Каковы Ваши самые яркие воспоминания церковной жизни в сознательном возрасте?

- Мне особенно отчетливо вспоминается пасхальная ночь с Блаженнейшим митрополитом Анастасием (Грибановским) в г. Фюсене (Германия) в 1945 году. Незабвенными были те два раза, что я прислуживал святителю Иоанну (Максимовичу), а также мое участие в праздновании 1000-летия Крещения Руси в Париже с приснопамятным архиепископ Антонием, Женевским и Западно-Европейским.

Вы много лет иподиаконствовали - каким архиереям вы прислуживали и каковы были особенности этих архипастырей?

- В детстве я завидовал своим старшим братьям и хотел быть как они. В сознательном возрасте меня очень начала увлекать идея концепции «Святой Руси» - симфонии Церкви и Государства. Я до сих пор считаю эту идею правильной и идеальной.
Что же касается вашего вопроса о том, каким архиереям я прислуживал, могу сказать, что прислуживал более 40 архиереям. У некоторых я прислуживал «постоянно»: у митрополита Серафима (Лукьянова), митрополита Анастасия, у архиепископов Пантелеймона, Иосафа, Афанасия, Филофея, Павла и Антония. Другим архиереям я прислуживал всего лишь один-два раза.
Каждый архиерей, которому я прислуживал, имел свои особенности, свои привычки, свои требования, свой «стиль»... Все они, однако, были архиереями милостью Божией, «князьями Церкви», преемниками апостолов. Одна из главных задач иподиакона заключается в том, чтобы архиерей за богослужением думал только о совершаемым им богослужении, и, чтобы царило в алтаре спокойствие. Опытный иподиакон имеет достаточное чутье, чтобы заранее знать, что архиерею нужно, и, по возможности, незаметно исполнять его желания. Прислужники не лакеи или слуги, а должны быть подобны ангелам, помогающими архиерею совершать свое великое дело без излишних волнений и забот.

Почему и когда вы решили стать священником? Что вас воодушевило на это служение?

- Мое решение стать священником имело несколько причин. Во-первых, я с детства прислуживал в алтаре и у меня все больше и больше появлялось желание в более полной мере отдать себя на служению Богу, на служение Церкви.

Во-вторых, в гимназии я оказался за одной партой с будущим протопресвитером Александром Шмеманом. Мы оба прислуживали в разных юрисдикциях, но очень старались быть вместе. Мы стали лучшими друзьями - у меня никогда не было более близкого друга. Будущий о. Александр, будучи человеком очень талантливым, очень влиял на меня в хорошую сторону. Между прочим, он никогда меня не убеждал к переходу к «евлогианам». И вот мы в возрасте 16-17 лет решили, что станем священниками. Через о. Александра Шмемана я многому научился и познакомился с рядом видных богословов.

В-третьих, я после окончания гимназии примкнул к одной «группе». Это был союз единомышленных в плане церковном и политическом лиц. Наше «общество» не было официальной организацией - мы все были связаны дружбой и главной идеей, а эта идея была следующая: восстановление Святой Руси. Мы верили, что восстановление Святой Руси возможно только через восстановления симфонии Церкви и Государства. Эта симфония была явно утеряна при Петре I и именно потеря этой симфонии и привела нашу Родину к революции. Все мы, единомышленники, решили себя посвятить делу восстановления симфонии посредством Служения. Это служения могло осуществляться по двум линиям: или же по линии более светской, более политической (лиц, избравших этот путь, мы называли «пиджаками»), или же по линии духовной, т.е. через священство. И вот, в частности, мы внутри ограды Церкви проводили идею восстановления подлинной симфонии. Мы себя не называли ни организацией, ни обществом, а просто «группой». Членских взносов не было, не было и начальников и председателей. Все было основано на личных отношениях, на дружбе, на единомыслии. Из нашей группы осталось сегодня только двое: один «пиджак» в Аргентине, и один священник - я. Из духовенства в «группу» входили Преосвященные архиепископы Антоний (Бартошевич) и Нафанаил (Львов), протоиереи Георгий Романов, Сергий Чертков, Игорь Троянов и Александр Трубников. Все без исключения по убеждению принадлежали к Русской Православной Церкви заграницей.

Вы приняли священство в зрелом возрасте. Что было самым трудным на первых порах священства?

- Я принял священство в возрасте 60 лет. Это, должен признаться, поздновато. Я раньше не соглашался принимать священство по ряду причин. Одна из главных причин была та, что надо было поставить на ноги моих трех детей. Мне надо было работать (приходы в Европе и Южной Америке, как правило, не обеспечивали священников), чтобы дать детям образование. Я считаю, что священник должен себя полностью отдавать Церкви и приходу. Священники, имеющие гражданскую службу помимо приходских, должны быть исключением, а не правилом. Приход должен обеспечивать настоятеля так, чтобы он мог бы быть свободным себя отдавать на служение Богу и людям. Деньги, когда есть нужда и желание, находятся.

Какие были трудности на первых порах? Были трудности всякие, но я понял, что у священника должны быть такт и терпение. Не надо все сразу менять и все делать по своему. Любые изменения должны вводиться постепенно, принимая во внимание привычки (даже не совсем хорошие) прихожан, надо так менять, чтобы этого никто даже не замечал. Священник должен быть настоящим хозяином, а не просто наемным лицом. Он должен решать не только духовные вопросы, но в согласии с старостой и приходским советом, и хозяйственные.

Когда у меня были затруднения с разрешением духовных вопросов, мне очень помогали советы опытных священников. Мне лично было очень трудно исповедовать людей. У меня был страх каким-то образом оттолкнуть кого-либо от Церкви и страх не допустить кого-то к Причастию. Если кого-либо не допустить к Чаше, а с ним что-то случится, то этот человек окажется без Причастия - это меня мучило и продолжает мучить.

Трудно в священстве всегда быть примером, образом пастыря, но именно это и дает священнику авторитет. Не следует добиваться какого-то авторитета - священнику надо поступать очень осторожно, а авторитет должен быть заслужен любовью.

А что из жизненного опыта (церковного и мiрского) помогло вам?

- Мне очень помогло прислуживание многим архиереям и священникам. Я видел много разных обычаев, традиций, красоты и слышал многочисленные проповеди, наставления. Благодаря прислуживанию я знал, в чем заключается хотя бы внешняя сторона приходской жизни - украшение храма, пение, порядок и чистота в алтаре... Мне кажется, что хорошо священнику часто служить, но нельзя очень утруждать прихожан, которым надо работать, далеко ездить - имея это ввиду надо соответственно составлять расписание богослужений. Часы богослужений и их продолжительность также должны учитывать возможности прихожан. Наш приснопамятный Владыка Антоний (Женевский) говорил, что сокращать службу можно, но надо это делать разумно. Приход - это не монастырь.
В приходе прихожане должны себя чувствовать одной семьей, а отец этого семейства, тот, кто несет за приход ответственность - настоятель. В приходе главное, что должно быть - это любовь. Любовь к Богу, к Церкви, друг к другу. Прихожане же помогают настоятелю вести приход в любви и спокойствии. Вот этой то и симфонии настоятеля и прихожан надо добиваться. К сожалению, не каждому священнику это дается.

Мыслите ли вы служение Церкви без служения России?

- Для меня, как и для любого (как мне кажется) священника Русской Православной Церкви заграницей, служение без России невозможно. Конечно, в лоне Зарубежной Церкви теперь много инославных перешедших в православие и они, быть может, на этот вопрос не отвечают так однозначно, как я. И Указ св. Патриарха Тихона (№ 362 от 7/20.1.1920 г. о самоуправлении) может для них не полностью понятен.
В приходской жизни в Медоне мы стараемся придерживаться среднего пути - с одной стороны мы обслуживаем русских иммигрантов, молимся о России, стараемся ей помочь, а с другой - мы занимаемся миссионерством, считаемся с тем фактом, что для многих прихожан Франция стала их фактической родиной, а французский язык - первый. У нас на всех богослужениях апостол и Евангелие читаются на двух языках (церковно-славянском и французском), как и одна ектенья, а раз в месяц у нас служится всенощная и литургия полностью на французском языке. Трудно сказать, что нас ожидает в будущем. Молодежью русский язык забывается, но одновременно ряды прихожан пополняются новоприбывшими лицами из России, да и новообращенными из французов.

Что Вам приносит особую радость и утешение в вашей приходской жизни?

- Дети. Дети меня особенно радуют и утешают. У нас в приходе очень много детей, причем я почти всех сам крестил. Это моя самая большая радость. Утешаюсь я и любовью и добрым отношением ко мне моих прихожан, в особенности, когда мне из-за возраста все труднее исполнять мои пастырские обязанности. Я надеюсь и молюсь, чтобы Господь послал бы мне помощника, который бы меня впоследствии заменил. Я готов быть и вторым священником.

Обозревая пройденный вами жизненный путь, что дает надежду и силу продолжать свое служение, не падать духом?

- Надежду и силу продолжать свое пастырское служение дают, во-первых, вера: вера в Бога, что Он знает, что нам нужно, и, что должно быть только по Его воле. Во-вторых, надежду и силу дает радость, радость, что мы православные, радость и благодарность Богу, что мы имеем возможность Его право-славить и право-верить. И, третье, что дает надежду и силу, это сознание, что я принадлежу к великому русскому народу, что я русский.
А кроме прочего, в нашем священническом служении нет времени падать духом.

И, последнее, что бы вы пожелали высказать нашим читателям?

- Мы, пастыри, должны чувствовать близость, должны быть соучастны друг другу. Мы не должны закрываться в своем приходе, в своей только епархии. Мы одна Церковь, одно Тело и мы должны друг о друге знать и друг друга тяготы носить.

- Спаси Господи!

«Русский пастырь», №41, 2002 г.
г. Сан-Франциско