Протопресвитер Михаил ПОМАЗАНСКИЙ:

Наше церковное правосознание

(1950 г.)
 

Нижепомещаемая статья вызвана желанием объяснить, как мы, чада Русской Церкви, подчиненные Архиерейскому Синоду за границей, понимаем наше церковное положение и вытекающий отсюда наш церковный долг. Статья является ответом на статьи парижского «Церковного Вестника» за 1949 год, авторы которых, редактор о. А. Шмеман и другие выступают против Зарубежной Русской Церкви с намерением подорвать доверие к ее каноническим основам. Они утверждают, что существует «нерушимый и вечный принцип церковной жизни – это принцип территориального или поместного управления Церковью», что мы, эмиграция, бесправно «завели» и «заводим себе» церкви, что «Зарубежная Церковь – с церковной точки зрения противоречивое словосочетание». «Происходит», пишут они, «парадоксальное явление: собор епископов, официально называющий себя «заграничным», т.е. не имеющий своей территории, разделил весь мир на епархии и округа и наименовал своих епископов епископами Бразилии, Канады, Австралии и т.д., иными словами, основал поместные церкви». «Вселенские соборы», пишет г. Мейендорф, «разделили вселенную между пятью патриархатами, предоставив первому патриарху в каждой половине христианского мира попечение о церквах, находящихся среди иноплеменников. Ныне же Константинопольский престол один управляет этими церквами и дарует им автокефалию, когда они достигают полной зрелости».


* * *

«О православном русском народе, в отечествии и в разсеянии сущем»: так молятся, кажется, не только в части Русской Церкви, подчиненной Архиерейскому Синоду заграницей, но и в группировках, к нему не принадлежащих. Состояние рассеяния не закончилось, оно продолжается.

От 1917 года начался выход в рассеяние. За рубежом русской страны – именно русской страны, а не Русской Церкви, ибо Церковь не имеет очерченных границ ни вширь, ни ввысь – оказались: паства, среднее духовенство, монашество, епископы.

Следовало ли пастве разбежаться, рассеяться, раствориться в других поместных православных церквах? Но что в ее беженстве осталось более важного, как не то, чтобы сохранить другое свое, не материальное, идейное, но не с тем, чтобы потерять свое единство с русским народом. Первое, что сделали оказавшиеся в рассеянии, - они сбежались к своим архипастырям, как к предстоятелям родной Церкви, собрались как овцы к своим пастырям.

Имели ли мы право оказавшиеся в рассеянии, русские архипастыри принять паству в свое попечение? Ответим вопросом: имели ли они право не окормлять их, не собрать их к молитве, не научать их, не руководить ими духовно? Епископ получает в хиротонии обязанность – не право, а обязанность – по отношению к своей пастве учить, священнодействовать, управлять, говоря с апостолом: «Если благодать, нечем мне хвалиться, и горе мне, если не благовествую».

Но это не их территория?

Зато здесь их паства. «Суббота для человека, а не человек для субботы». Люди важнее территории.

В дебрях и горах пастырь бережет своих овец, охраняет и отвечает за них, отводит их на пажити тучные и стережет от волков. «Изгони моих овец, если имеешь право, со своей территории, тогда уйду и я».

И никто не в праве сказать пастырю: «Твои овцы зашли на мою территорию: они принадлежит мне». Такое требование было бы элементарно несправедливо, оно было бы нехристианским.

И у какого епископа находящиеся в рассеянии, безместные, безтерриториальные, странствующие русские пастыри и пасомые отняли храм, его паству, его кормление, внесли беспорядок в его церковную жизнь?

* * *

Но может ли быть – по церковному праву – епископ без территории? Это зависит от того, могут ли быть люди без территории.

Церковь – люди, а не территория. Территория в церковь не входит, территория к церкви не принадлежит. Церкви названы «поместными» потому, что данные члены данной церкви живут на определенной территории. «Пределы областей» не то же, что пределы церквей так же как и величина территории не обозначает величины церкви. Если епископ назначается к известному «месту», то это происходит для обозначения местожительства его паствы; здесь ограждаются его права ради пользы церковного дела, а не для обозначения епископских владений. Он есть «епископ народа». Церковь не ставит своей целью поделить землю при помощи землемеров. Для церкви нужен мир, порядок и то, чтобы в ней одни других не обижали.

Если бы в какой-нибудь стране людей, объединенных в определенные группы, стали ежегодно или в каждые пять или десять лет передвигать на новые места, и эти группы были в массовом количестве, и такое передвижение стало бы закономерным, Церковь вынуждена была бы учредить не только передвижные приходы, что уже бывало, но и передвижные епархии, с именованием их не по местностям, а может быть по стягам, номерам или священным именам. Установление порядка – в руках Церкви.

Вот причина почему епископы-беженцы в известные моменты или носят условно титулы прежних епархий, или приобретают новые территориальные обозначения по тем местам, где оседает их паства, – старые территориальные географические обозначения для удобства, но вовсе не для какого-то обозначения своих владений. Если бы вместо названия «Аргентинский» или «Австралийский» были даны наименования не старые географические, а придуманы какие-нибудь новые, то, может быть, это перестало бы пугать некоторых профессоров канонического права.

Может ли быть епископ без территории? Этот вопрос был поставлен представителю Соборной Зарубежной Церкви в зале американского суда. На него ответил сам судья: «Христос не имел территории, и Он был странником». Епархия перемещающаяся, странствующая – разве это явление противоевангельское?

«А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нея место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней» (Откр. XII, 16). Здесь говорится о Церкви, уходящей от преследования дракона.

Примените ли вы к Ней обязанность держаться своей территории?

И как прекрасно, как достойно – христиански, а не законнически – поняла свое каноническое положение в вопросе церковного рассеяния благословенная Иерархия Сербской Поместной Церкви. Она приняла странствующую церковь в свой дом без всяких законнических условий, обогрела и накормила, не предъявляя никаких претензий к русской эмиграции, не ставя ограничений в сроке, когда та должна перестать считать себя паствой русской Церкви, - ни к русской иерархии, когда она должна перестать существовать.

Не оставалось ли русским архипастырям взять в свои руки паству только для того, чтобы передать ее в другие поместные церкви? Но кто им дал на это полномочие? Как они ответили бы в будущем перед Русской Церковью? Разве не для каждой поместной Церкви дороги духовные ее чада? Почему Константинопольской Церкви приличествует заботливо охранять свое достояние, как это всегда было в истории, а Русской Церкви это не приличествует?

И Русская Церковь спросит и потребует у епископов, так поступивших во время ее пленения, возвращения ей вверенных им ее храмов, имущества и самой паствы. [1]

* * *

Есть люди, думающие, что Таганрогский епископ имеет право в эмиграции опекать только паству, вышедшую из Таганрога, и Херсонский – из Херсона. Для церковного сознания это не так. Русский епископ обручен Русской Церкви, русской пастве, не титулу, обозначенному названием епархии, не городу, не местожительству, а людям, обручен по благословению русского собора епископов, сему надлежит быть, где бы он ни оказался, пастырем русской паствы, опять таки согласно благословению собора русских епископов. [2]

Не только епископам, а и каждому из нас, рядовых членов Церкви и рядового духовенства, необходимо определить – принадлежит ли он к родной Своей Церкви Русской.

Физически мы от Церкви на родине отделены железным занавесом. Возглавляющую ее иерархию мы признаем несвободной, ее распоряжениям не подчиняемся и подчиняться не можем, так как коммунистическое правительство делает эту иерархию своим орудием в действиях ее обнаруживаем политику скрывания правды и лицемерного восхваления антихристианской власти; но мы знаем, что Русская Церковь жива. Подлинная жизнь этой Церкви идет ниже видимой поверхности церковной. Не воплощается Церковь в нынешнем ее возглавлении, не отождествляется с ним. Она жива неведомым числом чистых, крестоносных, благочестивых и мужественных своих чад, не преклонивших своих колен перед Ваалом, исповедников и мучеников, за жертвенность которых Господь терпит слабость и падение большого числа. Она жива молитвами своих небесных членов – святителей, подвижников и праведников от начала ее бытия. Мы за рубежом должны оставаться и остаемся в едином организме русской Церкви, в едином духе, в единой семье. Знаем и верим, что настанет момент когда зазвучит правдивый и подлинный голос Русской Церкви устами возрожденной ее епархии.

* * *

В чем выражается моя подлинная принадлежность – и за рубежом родины – к родной Церкви, принадлежность не духом только, не вздохом, не одним желанием лишь, а реально к ее соборному организму? Я могу принадлежать к ней только через иерархию Русской Церкви, иерархию русского преемства, через епископов, получивших свои полномочия от собора русских епископов, сохраняющих своей преемственностью свою связь и включающих нас в органическую связь с Русской Церковью.

Мы в себе самих несем русскую Церковь, каждая наша православная русская семья в рассеянии есть маленькая часть русской Церкви – но только через епископов Соборной Русской Зарубежной Церкви.

* * *

Нужна ли для нас эта связь с Русской Церковью?

К какой бы поместной Церкви мы ни принадлежали, мы, – в теле Христовой Церкви. Однако это не безразличный вопрос, в какой поместной Церкви быть, в какой жить, от какой питаться. Могло бы стать безразличным тогда, если бы шел вопрос только о том, в какой считаться.

Было время, когда люди, уходя из родных домов в неизвестность, прощаясь с родными, обливаясь слезами в разлуке, давали обещания не забывать друг друга, оставляли залоги верности, захватывали с собой, как символ, горсть родной земли. Потом жизнь постепенно брала свое. И вот, народ в рассеянии понемногу успокаивается, привыкает к новым условиям, ради облегчения своего существования принимает новое гражданство. Осудить его за это мы не вправе. Но следует ли русскому духовенству поощрять отрыв? Следует ли самому идти впереди в этом направлении? Спросите у народа! Он запротестует. Он смотрит на Церковь, как на кардинальную связь, при существовании которой слабость других связей не так существенна. Обманем ли его доверие и разрубим ли эту связь?

«Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя». Некогда иудейство, выведенное из Палестины в плен в Вавилон, в течении 80-ти переживало нечто подобное нашему рассеянию. Так же в плену многие постепенно ассимилировались с местным населением, многие переходили в состояние свободных граждан, одни денационализировались, другие мужественно хранили свою самобытность. Ко времени своего возвращения на родину они почти во всей своей массе потеряли родную речь и когда вернулись, оказались уже не в состоянии понимать язык своих священных книг. Культура иудейская не выдержала. Но иудейская церковь выдержала. И понятно – почему. Верность есть моральное качество: где же ей и сохраниться, как не в религии, хранительнице и проповеднице морали? Религия донесла стяг верности.

Епископы и священники – домостроители Христовы. «От домостроителей же требуется чтобы каждый оставался верным» (I Кор. 4, 1-2).

Грустно было бы, если бы в наше время русская светская общественность в рассеянии сохранила верность в своей области лучше, чем церковная – в своей. Грустно будет, если слуги Церкви подвергнутся укору, что они первыми забыли свой Иерусалим и опустили знамя, и что в то время, как советское зарубежье горит, страдает душой, борется за правду, церковное зарубежье сложило оружие и ищет, куда бы войти в пристань.

Мы убеждены, что это не будет так. Во Франции русские светские круги сами повинны в том, что они склонили часть русской иерархии оторваться от основного церковного ядра за рубежом. Соборное русское церковное сознание по этому пути не пойдет. Оно устоит даже и тогда, когда русские национальные и политические центры распылятся, охладеют и потеряют активность.

* * *

Каков смысл существования ушедшей в зарубежье части русской Церкви? Она ведет борьбу за свободу Церкви. И сама она есть свободный голос русской Церкви. Такой голос должен существовать. Уход в другие поместные Церкви есть отказ от борьбы: или признание нынешнего положения вещей нормальным, или признание бессилия в борьбе со злом. Это конечная точка в истории отстаивания правды и прав Церкви. Война окончена, война проиграна. Мы отстраняемся. Дальше может быть или полное равнодушие, или в лучшем случае мирный обмен мнений – дискуссия: то и другое мы наблюдаем в действительности в двух группах, отошедших от Архиерейского Синода. Неприлично, войдя в гавань нейтрального государства, использовать ее для своих военных действий. «Не умолкну ради Сиона и ради Иерусалима не успокоюсь» – эти слова написаны не для них.

Разрывание сети неправды, в которую втягивается Церковь на родине, есть долг, исходящий из нравственной ответственности Церкви, охрана достоинства и чести матери-Церкви.

* * *

Странные взгляды в части церковного общества, отколовшейся от зарубежного церковного ядра. Они считают неканоничным, что русская Церковь является пионером православия в Австралии, в Бразилии и в других странах вне своей территории. Эта честь должна принадлежать якобы «Вселенской Патриархии». Так что же – нам в местах рассеяния замереть и перестать жить церковной жизнью до тех пор пока восточные патриархии обратят население тех стран в православие? Или наш епископ, окормляющий там свою собственную русскую паству, взял к себе ключ и закрыл въезд миссионерам восточных церквей в данную страну?

Не отрицаем достоинства и значения старейшего патриарха Константинопольского, не хотим умалять его и не станем на точку зрения проф. Троицкого, называющего патриарха Константинопольского «Стамбульским патриархом». Во-первых, Константинопольская церковь есть мать Русской церкви и православных церквей южного славянства. Во-вторых, ее историческое значение при ней остается навсегда так же, как за апостолом остается апостольское достоинство и в его узах и после его кончины. Как убеленная сединами, как одна из старейших в семье церквей, она своим веским словом служит авторитетом для более молодых церквей, своих дочерей. Однако не оправдывается теория, что территория этой патриархии простирается на все страны Западной Европы, а то и всего мира. Если бы это было бы так, то совсем по иному сложилась бы религиозная история Западной Европы за второе тысячелетие: здесь давно было бы почетное место для православия!

* * *

От признания авторитета патриархии нельзя заключать к целесообразности и жизненности плана вхождения церкви русского зарубежья в поместную Константинопольскую церковь, даже если бы мы были свободны от обязательства по отношению к родной Церкви.

Разве требуется лишь прикрытие для Церкви, какая-то правовая формула? Здесь и там – разные языки, а затем – иные традиции в церковном быту, иной характер церковного чтения и пения, свои литургические особенности, наконец многочисленные различия внешнего характера. То же и вне храма: иные методы богословских изысканий, вытекающие из иной преемственности богословской мысли. Это не мешает взаимному уважению; но здесь две поместные церкви территориально, исторически, национально.

Да, в начале своей истории Русская Церковь имела органическое единство с Цареградской Церковью. Она получила от нее свое рождение, питалась ее соками, получала от нее все: богослужение, уставы, книги, научение; ее митрополиты первых веков были греки. Но дальнейшая национализация Церкви на Руси была постепенным выхождением ее из этого тела греческой поместной Церкви по мере того, как эта принадлежность переставала быть органической и становилась номинальной. Так произошло освобождение нашей Церкви от подчинения Константинополю. [3]

В наши дни часть Церкви рассеяния вошла в «юрисдикцию» – подчинилась Константинопольскому патриарху. Правило апостольское говорит: «Епископам всякого народа [4] подобает знати первого из них и признавати его яко главу». Здесь выразилось нежелание со стороны части епископов русского рассеяния знать первого из них и подчинение епископу чужого народа.

В этом якобы соблюдается дух святых канонов, по выводу ученых богословов и канонистов Богословского Института в Париже. По простому разумению это не так. Органическое единство уничтожено, заменено административным подчинением. Это замена живой связи формальною, замена связи с «церковью» – связью с «управлением», разрыв живых нитей, соединяющих всех нас церковно, вместо которых входит новое – деловая переписка с патриаршей канцелярией.

Но жизненные интересы у отделившихся остаются те же. Национальная окраска церковной жизни прежняя русская. Не говоря о напевах, иконах, церковной архитектуре, обо всем богослужебном строе и облике, сами взгляды и мысли обращены на Русскую Церковь. Богословы пользуются русской богословской литературой, – даже заблуждения основывают на русских источниках, как покойный о. Булгаков. Почему же они теперь уже перестали быть веточкой Русской Церкви, а стали «Русским экзархатом» Константинопольского Патриарха?

Русская Церковь имеет свой сонм русских святых – свидетелей ее тысячелетней истории, ее предстателей и хранителей. Он для всех русских зарубежья близкий, родной; но он далек сердцам греков Константинополя.

Успокаивают, что переход данной маленькой ветви поместной Русской Церкви в другую поместную явление временное. Но если признать, что данная территория принадлежит Константинополю, то не может быть основания для выхода из юрисдикции этой патриархии. Это показывает и опыт. Пражский экзарх Константинополя, епископ Савватий, на свою просьбу о разрешении перейти в подчинение Московской церковной власти получил от Константинопольской патриархии отказ. Очевидно, что патриархия руководилась каноническими основаниями. И «Русский экзархат» Западной Европы будет лишен возможности выхода, если он не сделает это самовольно.

Создание русского экзархата во многом обязывает Константинопольскую патриархию. Теперь вся русская Церковь будет ждать и требовать от нее ясного и веского слова о «софианстве» и обо всем богословии о. Булгакова. Константинопольская Патриархия взяла на себя ответственность за чистоту православного учения во всей области своего патриархата. Слава ее богословов – ее слава, и ереси ее богословов – ее ереси. Задача эта требует от нее большой работы по изучению всего богословия. Впрочем, есть нечто положительное в том, что софианство предстанет перед судом христианского православного востока.

* * *

Наше странствование продолжается, оно еще не перешло и сорокалетней границы. В нашем рассеянии у нас сохраняется внутреннее единство, основанное на единении духа, мыслей, чувств, воли, на взаимном понимании. Мы объединены одним священноначалием Русской Соборной Православной Церкви заграницей, стоящим на твердом каноническом основании. Оно, с одной стороны, не отрывает нас от родной Русской Церкви, а с другой, подлинно свободно от давления какого бы то ни было государства и, подобно тому, как кокош собирает своих птенцов, оно собрало нас, рассеянных по всему миру воедино в Зарубежной Церкви. И даже те группы, теперь уже многочисленные, среди русской эмиграции, которые волей судеб вошли в состав других государств, стали их гражданами, – и они находят для себя через свободную Русскую Церковь заграницей духовную связь со своей родной русской православной стихией.

Прекрасно выразил наше твердое каноническое, идеологическое правосознание и пафос верности членов Русской Православной Церкви, подчиненных Архиерейскому Синоду заграницей, проф. Г.А. Знаменский в своем приветствии недавнему Третьему Епархиальному Съезду Соборной Церкви Северной Америки и Канады. Приводим некоторые выдержки из этого приветствия.

…«Слава Богу! Бескомпромиссно преданная Высшему и законному Священноначалию наша соборная Епархия (в Америке) не откололась от Всезарубежного и Единого Православно-Русского Центра, не впала в раскол, как некоторые ошибочно заявляют, ни на йоту не отошла от установившегося в наших церковных делах административно-канонического устроения, а напротив, в самый критический момент растерянности одних, отказа и отхода других от добытого тяжелым трудом чуда мира и единения церковного, наша соборная епархия мужественно подхватила, крепко прижала к своему сердцу чуть было не очутившийся в воздухе Священный Стяг Соборности и свято охраняет его и теперь, как драгоценное сокровище, и только в нем видит начало и завершение, альфу и омегу церковного процветания, радости и взаимной любви всех живых частиц, т.е. рассеянных по лицу всего мира верных чад нашей распятой Родины и нашей Матери Церкви».

«Слава Богу! В силу такого открытого, всем – даже младенцам веры – доступного и простого исповедания Церковного пути все упреки со стороны жаждущих восстановления нарушенного и нарушаемого единства церковного во всезарубежном масштабе не относятся к нашей Соборной епархии, ибо она ни с кем мира не нарушала, никаких сдвигов и поправок в существующий Status Quo не вносила, а как стояла, как была, так и осталась на прежней крепкой и нерушимой скале своего исповедания, своего единства со всей Зарубежной Церковью и подчинения высшему Священноначалию».

…«Слава Богу! Чужды нашей соборной епархии обоюдоострые, опасные попытки некоторой части духовенства уйти от своего законного высшего Священноначалия и подчиниться далеко несвободным патриархам и главам других Поместных Церквей».

«Разве во дни нашего Великого Исхода из России получили мы на это право от нашего законнейшего Предстоятеля и Начальника Русской Православной Церкви – Святейшего Патриарха Тихона? Разве хоть одним словом или слабым намеком благословил нас Святейший – в то время еще свободный – Патриарх на распыление и растворение русского церковного народа в Поместных Церквах других национальностей? Нет и нет!

И Патриарх и Священный Синод, и Высший Церковный Совет Православной Российской Церкви в своем соборном единстве мудро и дальновидно благословил нас, ушедших на чужбину, организовать свою Зарубежную Русскую Высшую Церковную Власть, а не вливаться в поместные Православные Церкви других стран и национальностей».

Будем же и впредь верны своему Церковному Пути и объединяющему Центру Всезарубежной Русской Церкви, отнюдь не мнящей себя самостоятельным или автокефальным церковным древом, а только органической частью нашей – пусть гонимой, распинаемой и в катакомбы загнанной – Матери Российской Церкви, но непоколебимо и мужественно на стволе соборном всего Вселенского Восточного Православия пребывающей.»… (Отчет о Третьем Епархиальном Съезде Северо-Американской и Канадской Епархии в Нью-Йорке 23-25 октября 1949 г.).

 

Примечания:

[1] В статьях «Церковного Вестника», указанных нами во вступительном абзаце, приводится дважды выдержка из письма Александрийского патриарха Мелетия в 1927 г. Архиерейскому Собору Русской Церкви Заграницей:

«Братия возлюбленные! Возможно ли помыслить о православной «Зарубежной Церкви» с Собором ею управляющим? В каких правилах находите вы термин «Зарубежная Церковь»? Из правил и вековой практики Церкви мы знаем только о рубежах Церквей»…

Но ведь здесь явное смешение понятий, мы бы назвали: игра словами, если бы они принадлежали рядовому лицу. 1) Выражение «зарубежная» значит «находящаяся за рубежами России», а не за рубежами самой себя. Авторы статей «Церковного Вестника» делают вид, что они этого не понимают. 2) Что касается канонов, то они говорят о границах епископских областей, о границах епархий, иначе говоря, о размежевании сфер деятельности епископов, а это вовсе не равнозначно термину «рубежи Церквей». Когда пасомый или епископ той же Александрийской Церкви выезжает за пределы патриархии, но не – за пределы Церкви, ибо Церковь есть народ.

И. Мейндорф доходит до исключительных по смелости выводов, утверждая, будто существует «нерушимый и вечный (подчеркнуто автором) принцип церковной жизни: это принцип территориального или поместного управления Церковью». Мы не отрицаем этого принципа, но если бы он был вечным, то Спаситель разделил бы Палестину или мир Римской империи между двенадцатью апостолами.

Но остается только поражаться читая следующее:

«Вселенские соборы разделили вселенную (!) между пятью патриархатами, предоставив первому патриарху в каждой половине христианского мира попечение о церквах, находящихся среди иноплеменников. Ныне же Константинопольский престол один управляет этими церквами и дарует им автокефалию, когда они достигают полной зрелости. Автокефалия также даруется обычно в связи с государственным развитием христианских народов. Так за последние десятилетия Вселенским Престолом дарована была автокефалия Церквам: Сербской, Элладской, Румынской Албанской и Болгарской».

Какие чуждые духу Церкви понятия и представления мгновенно выросли на новом поле Русского экзархата в Западной Европе! Откуда в Православной Церкви папство? Где князья Церкви милостиво дарующие своей властью автокефалию церквам?

Учитывает ли автор, что его утверждение о правах Константинопольского патриарха лишает всяких прав на апостольскую миссию во вселенной остальные патриархаты и вся другие православные церкви? Из его слов получается вывод, что слова «Идите и научите все народы» относятся только к одной «вселенской» Константинопольской патриархии. Другой вывод – Константинопольский патриарх есть видимый глава Вселенской Церкви, у которого три небольших области. Сирия, Палестина и Египет (три старых патриархата) имеют право экстерриториальности, т.е. выключаются из его Вселенской территории.

Открывается новая область для богословских изысканий по вопросу текущего дня: «Отношение между Вселенской Церковью и Вселенской Патриархией», «Границы Вселенской Патриархии и Вселенской Церкви».
 

[2] На вопрос: принадлежите ли вы к Русской Церкви? – ответ со стороны епископов Западно-европейского Русского Экзархата Константинопольской Церкви может быть только один: Нет, не принадлежим. Однако, неизвестно почему, «Церковный Вестник Западно-европейского Экзархата» называет себя «Вестник Русской Церкви в Западной Европе» (во французском подзаголовке).
 

[3] Святейший патриарх Тихон не признал перехода церквей в прибалтийских странах в «юрисдикцию» Константинополя, как равно не признал полученной от него же самостоятельности Церкви в Польше. Почему? Потому что это было нарушением органического начала в церковных отношениях. Эти церкви были частями Русской Церкви, и ввести в Прибалтике в состав Константинопольской было приемом искусственным. Что же касается Церкви в Польше, то не напрасно в «томосе» данном ей, Константинополь указывает на свою прежнюю органическую связь с этой Церковью через старую Литву и Польшу.


[4] Принимаем термин «народ» в его прямом значении.

1950 г.

Из сборника «О жизни, о вере, о Церкви»
Джорданвиль, 1976 г.

[главная] [новости] [епархии] [история] [наше наследие]